ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРОНТОВИКА

Наверное, многие из старшего поколения помнят эту добрую отзывчивую женщину. Многие годы проработала она начальником паспортного стола в г. Шахунья. Во время войны она обеспечивала связью командование с передовой, а в мирное время соединяла людей, потерявших друг друга в годы войны. И многим семьям принесла она в дом радость и счастье…

Макурина Вера Александровна ( 1922 г.— 1982 г.)

   Макурина (в девичестве Кротова) Вера Александровна родилась 20 декабря 1922 года в рабочем поселке Ардатово Горьковской области в бедной крестьянской семье. Кроме ее в семье было еще трое детей: две сестры и брат. Когда Вера училась в 5-ом классе, умер ее отец. Мать как могла тянула всю семью. В августе 1941 года Вера ушла добровольцем на фронт. Радистка 1-го класса. Практически всю войну находилась на передовой. I Украинский фронт.

   Только 8 августа 1945 года вернулась она домой в поселок Ардатов в звании старшина. До апреля 1954 года - сотрудник КГБ. С начала работала в городе Выкса, затем была переведена в город Шахунью в Шахунский районный отдел милиции. С 29 декабря 1954 года назначена на должность начальника паспортного стола, где и проработала до самой пенсии.

   Награды: орден Красной Звезды, орден Отечественной войны II степени, две медали «За боевые заслуги», медаль «За освобождение Праги», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За доблесть и отвагу в Великой Отечественной войне», а также юбилейные медали.

   Вот, что рассказал сотрудникам музея о маме Макурин Евгений Иванович:

   Мама у меня комсомолка была. Ушла добровольцем на фронт. С подругой они ходили в военкомат, записались. Пришла она домой, матери рассказала. Та аж руками всплеснула. Они тогда даже не знали куда идут, и что такое война. Об этом она узнала позже.

   До чего привыкали, что уже по визгу определяли на слух: «А это не в нас, дальше пролетит». Вот в таких условиях и работали. Бывало, когда со штабом армии в бой шли, на дереве устроят, на сосне, корректировщика дают. Он смотрит в бинокль, куда снаряды падают, она корректирует, с левого фланга, чтоб пулеметы начали стрелять, с правого – орудия. Всё кодами у них засекречено было, а после уж открытым текстом, даже и матом, бывало. Некогда было миндальничать.

   Хуже всего зимой. Бои были за с. Удерево и Малоархангельское. Мама рассказывала, что отцы-командиры сказали, что деревню-то взяли. «Мы выдвинулись, я шла с рацией. К деревне стали подходить, а там немцы ходят, слышно. Увидели нас, стрелять стали. Мы в снег, окапываться. Окопались, лежали, пока части не выдвинулись туда». Этим командирам просто выслужиться надо было. Дали сводку, что деревня взята. Идите расселяйтесь по домам, печки топите. Долго в чистом поле в снегу лежали...

   Хорошие были, молодые. Ей ведь замуж предлагал её боевой товарищ татарин Харис Якупов, народный художник в последствии. А она вышла за русского Ивана.

   На их поколение сколько испытаний выпало, столько всего они вытерпели, дак нам и не снилось… Помалкивать надо только, а мы недовольные всё чем-то, на жизнь жалуемся… То за квартиру много, то воду горячую отключили на неделю – трагедия… А они, вон, месяцами не мылись. Мама как-то рассказывала. Налеты же были самолётов, никак голову не помоешь. И надоело так стало ей прятаться. Навела тазик воды, опять воздушная тревога, в окопы надо прыгать, чтобы в тебя не попало. Решила не прыгать, да и мыла-то тоже там было где взять. Лишний раз не мазнёшь, не мыльнёшь… Вот стоит, намывает, песни поёт. «Бомбы рвутся, самолеты визжат, - говорила мама. - А я голову намываю, песни пою. До чего привыкла к взрывам… Налёт закончился, а меня в окопе-то нет. Командир вылетает, белый, как полотно». А она тогда радисткой первого класса была, на полковой радиостанции держала связь со штабом армии. Не дай Бог, её убьют. Как пасхальное яичко берегли, руку не сбить. Она же на ключе работала, чтоб руки как у пианиста были. «Да ты что, меня посадят! Тюрьма! Расстрел!» - кричал командир. Радистку потерять - это было вообще… не картошку чистить, надо учиться сколько было. А напарница, что с ней в окопе была, оставалась. Прямое попадание прямо туда, убило её. Вот как бывает… В Германии, мама удивлялась, как богато немцы жили. И занавески, белье разложено, отглажено, везде вензеля. Если дырочка - заштопано. Всё аккуратно. Отправляли наши вагонами оттуда. И они набрали простыней, наволочек, отправили домой. Долго у нас еще дома были перина и подушки, спали мы на них. Кубок красивый нашла, послала домой. Потом забыла про него, в Шахунье уж жила. Сестру младшую свою отправила на зубного техника учиться в Пермь. Там золото проходили. Приехала в Шахунью, про кубок спрашивает, где он. Вроде дома остался в Ардатове. А там золото высокой пробы, клейма стояли даже. Они – туда. Оказалось, мать у них унесла в церковь его. А могли бы продать. Дом бы купили и жили безбедно…

   Конечно, тяжелые условия жизни, голод, всё на здоровье сказалось. У неё и гипертония была, и желудком она маялась. Да и в 1937 году ей досталось. В Ардатове голодомор был. А отец-то умер, кормильца не стало, работала она на крахмальном заводе. Там внутри было озеро такое даже с картофельными выжымками, зачерпывали оттуда и давали по талонам один бидончик в руки. «Идешь, - говорит, - ветром шатает, с голодухи ничего не соображаешь…»

    А тетка моя рассказывала, что в войну, они тогда в Шахунье на четвертой улице жили, что за крапиву даже дрались, есть нечего было. Варили её и прямо так ели. Все кюветы облазят, не достать и её-то было… вот как… К соседу бегали за ней, так он их чуть не застрелил из ружья. Ужас.

    Мама моя рассказывать о войне не любила, ходить на вечера воспоминаний тоже не хотела и награды надевать. Одна только фотография сохранилась, где мы её на какой-то юбилей нарядили. Весь пиджак в медалях…

 

Фото 11 июня 1943 года с.Малоархангельское

Раздел новостей