История одного музейного предмета

История одного музейного предмета

«Гармонь – Тальянка»

Из воспоминаний Староверовой Эвелины Васильевны

      

       Гармонь «Тальянка» досталась моему отцу, Перминову Василию Ефимовичу, участнику Великой Отечественной войны, от отца Перминова Ефима Ильича. Тальянке более ста лет. Василий Ефимович играл на ней всю жизнь, берег и завещал передать в дар музею.

       Талант игры на гармони перенял и сын Василия Ефимовича –Анатолий. Дуэтом они исполняли плясовые и народные песни, а жена (наша мама) Нина Ивановна прекрасно пела.

        Родители были настоящие труженики, всю жизнь проработали в Вахтанском Леспромхозе, держали корову, овец, выращивали на своем огороде много овощей и ягод. И всегда по жизни в минуты отдыха и досуга рядом была любимая «ТАЛЬЯНКА». Весело проходили в доме Перминовых все праздники. Отец играл, а гости плясали и пели частушки.

                                          Вот одна из них:

                               Наш Василий-то Ефимович

                               Играет весело!

                               Было горюшка достаточно,

                               На радость, перешло.  

 

        Как и завещал Василий Ефимович его любимую «ТАЛЬЯНКУ» передали музею его дети – дочери Староверова Эвелина Васильевна и Вараксина Татьяна Васильевна 12.10.2013 года.

         Обратите внимание, как простая русская частушка, в четыре строки из нескольких слов, передает историю судьбы Перминова Василия Ефимовича.

                                                                    

Отрывок из воспоминаний участника Великой Отечественной войны Перминова Василия Ефимовича

        «…мы вышли на Минское шоссе, чтобы дойти до старой границы, которая была до1940-го года. Она проходила недалеко от Минска. Мы колесили много дней без пищи, без патронов, стараясь добраться до старой границы, которая, по нашему мнению, должна быть укреплена, где нас снова формируют и вооружат.

         С нами отступало море солдат и офицеров. Все стремились на старую границу, но многим не пришлось дойти - были убиты. Мы до того до отступались, что все были измученные и голодные. Лошади вышли из строя, но мы все же стремились болотами выйти из окружения. Зашли к одному поляку в сарай. Он нас встретил вроде хорошо, напоил чаем с медом.

Мы сломленные усталостью, крепко уснули. Но проснулись от крика и незнакомых команд: «Лес, лес!». Тут нас и пленили. Поляк послал на тракт девочку, и она привела немцев, которые нас окружили и взяли в плен. Если бы не этот предатель поляк, мы, немного отдохнув, стали бы болотами выходить из окружения. 

                          Ещё тяжелее вспоминать плен и все испытания, выпавшие на долю военнопленных советских солдат… 

Я как сейчас вижу, что полячка несла два ведра воды. Ведра у нее выхватили пленные, и кто как мог, решили напиться, и помочить во рту. Но тут раздались автоматные очереди, и пленные разбежались. Остались только убитые и раненые. Вот так как расправлялись фашисты с тяжелоранеными. Сидит тяжелораненый в живот пленный, а немцы с тракта, как по мишени, стреляют по нему. Выстрелят в руку- он отдернет, потом в другую, в ногу, в другую, и последнюю пулю – выстрел в лоб. Еще мгновение он смотрел на своих палачей и упал под дикий хохот фашистов…                                  

                          Я был удивлен, что немцы заранее построили по всей Польше лагеря, предвидя, будет много пленных…

Здесь я получил свой, как мы говорили, «собачий» номер- 4110. Это алюминиевая пластина, носили ее на шее, на веревочке. На спине и на брюках написано «совиет юнион/ Советский Союз». Совершить побег из лагеря не было возможности, так как местное население (Польша) было предано немецкой власти. Нас выдали бы сразу.                 

Жизнь за колючей проволокой…

Спали военнопленные прямо на земле, в норках, так как бараков не было. Днем за колючей проволокой были люди, а на ночь все прятались под землю выкопаешь яму, а с боку ещё лаз. Вшивой гимнастеркой закроешь лаз и спишь в земле голый, так как заедали вши. На утро многие уже не могли вылезть из нор, так и оставались там навсегда. Из-за плохой пищи вспыхнула эпидемия дизентерии. Для туалета была выкопана яма, и положена жердочка, больные, ослабленные дизентерией, прямо падали в эту яму с нечистотами и тонули. Я тоже болел, но чудом остался жив. Через месяц меня перевели в лагерь Кюнке, там я пробыл полгода.

С января 1942 года по апрель 1945 года я находился в плену

на заводах Крупа в г. Магдебурге.

Мы жили около завода в сарае, спали на трехъярусных нарах, я спал на втором ярусе. В одну из ночей два военнопленных проникли на бурт картошки, который находился на территории лагеря между колючих проволок. Часовой при обходе их заметил и расстрелял прямо на бурте. Эти двое пленных в течении недели, в жару лежали там, для устрашения. Здесь чуть не попал в концлагерь за саботаж в работе, но меня выручил немец, который до войны жил в России, его звали Отто Штруве.

                   Освободили нас американцы в апреле 1945 года и месяц я жил у американцев.

Относились американские солдаты к нам хорошо. Одеты были в защитную форму и краги. По характеру простые, дружелюбные. Англичане гордые, не здоровались с нами за руку. После войны я прошел «Спецотдел» и еще год служил в Германии в Гвардейской части пятой ударной Армии. Демобилизовался в мае 1946 года из города Висмар.

   На всю жизнь я запомнил одного бельгийца по имени Улем Шипенрс из гор. Лютене. Он все время делился со мной содержимым посылок т.к. видел, чтоя опухал с голоду (ему приходили посылки из дома). Я также съедал за него и лагерную порцию супа из брюквы. Конечно, сейчас я бы не стал пробовать такой суп, но тогда и его не хватало.

Долгие годы прожил Василий Ефимович в нашем поселке вместе со своей супругой Ниной Ивановной.

Много трудился, вырастил троих детей, считал себя долгожителем и говорил, что жить долго ему помогает здоровый образ жизни.

 

Воспоминания

о Великой Отечественной войне

Перминова Василия Ефимовича

 

Победы дню немало ныне лет.

Победы дню немало ныне лет,

Ряды фронтовиков с годами поредели,

У тех, кто есть, хотя и поседели,

В глазах горит, горит победный свет.

Кто пережил ту страшную войну,

Когда вокруг слепые вились пули,

Кого огонь и воды не согнули,

Те как булат, их годы не согнут.

Примите наш поклон земной,

Вы точно знающие цену миру,

Собой остановившие секиру,

Что враг занес когда-то над страной.

И помнить должен всяк, кто сердцем жив,

И в одах воспевать обязаны поэты,

Тех юных что «ушли не долюбив,

не докурив последней сигареты».

А тех, кто вынес тот священный бой,

Господь храни, и вы храните,

Вниманье и любовь нужны пока живой,

И что их толку выражать, потом в граните.

Поднимем же бокал за тех, кто вечно спит,

За тех, кто смертью пал на поле боя,

Над кем сияют звезды пирамид,

Порою неизвестных, но героев.

За тех, кто те потери пережил,

И выстоял, и победил, не сдался

Спасибо и за то, что им хватило сил,

Пройдя сквозь ад, людьми остаться.

 

Помянем всех погибших на войне. 

 

                             Помянем всех погибших на войне,

                             Кто голову сложил в годину злую,

                             Но не отдал свою страну родную

                             На поруганье вражьей стороне.

                             Чтоб память их не осквернить словами,

                             Давайте мы минуту помолчим…

                            «Погибшие, мы все в долгу пред вами…»

 

Воспоминания о Великой Отечественной войне Перминова Василия Ефимовича

      Перминов Василий Ефимович родился в 1918 году, был призван в ряды советской армии осенью 1940 года со студенческой скамьи. Учился на 3 курсе Йошкар-Олинского пединститута. Приехал в гор. Волковыск 26.10.1940 года, в 36 кавалерийскую дивизию которая насчитывала 1,5 тыс. человек и именовалась Сталинградской.

        Командира дивизии звали Зыбин. Дивизия входила в 6-ой казачий корпус, командовал корпусом Никитин. В дивизии было 3 полка: 100,101,102. Сотый полк находился в городе Волковыске, 102 полк, в котором я служил, находился в местечке Россь.

        Командир 102 полка- майор Похибенко. В нашем полку было 3 эскадрона и полковая школа, которая находилась при первом учебном эскадроне командиров запаса. Наш первый эскадрон был учебным эскадроном, где готовили командиров запаса. В полку был пулеметный эскадрон и два сабельных. Еще в местечке Россь стоял авиационный полк. 36 кавалерийская дивизия всем составом участвовала в финской компании.

         22 июня 1941 года в 4 часа немецкие самолеты бомбили нашу часть. На местечко Россь было сброшено 4 бомбы. Я в эту ночь был дневальным по конюшне и думал, что идут учебные занятия зенитчиков.

         О начале войны узнали только в 9 часов утра, а в 14 часов покинули Россь и поехали на конях на передовую по направлению к Белостоку. А перед этим весь полк собрался в 1-ом эскадроне у Манежа, где ком. Полка Похибенко сообщил, что началась война. Германия перешла границу в направлении Гродно Белстока Бреста.В это же время немецкие самолеты летали над рощей.

         При выезде на передовую на первых километрах следования убили с немецкого самолета командира полка второго взвода. Командиром моего первого взвода был молодой лейтенант, только что закончивший Рязанское Кавалерийское училище – Коныгин. Не доехав до Белостока увидели, что город горит. Командир с адъютантом поехали все разузнать и не возвратились. 23 июня мы заняли оборону и окопались, а нас обстреляли из минометов. А 24 рано утром со стороны запада на горизонте появились три немецких всадника головного дозора. Я их увидел первым. Наши их обстреляли, и те повернули назад. Спустя часа два с запада появилось облако пыли и показалась основная сила врага. Это двигалась сплошная черная армада вооруженных до зубов немцев. Они подошли к нам на расстояние 300 метров. Мы занимали оборону на склоне возвышенности обращенной к западу. Наши солдаты без команды открыли огонь. Немцы развернули артиллерию по фронту и тут началась по нашей обороне канонада, которая длилась около двух часов.

      Мы находились в окопах и не могли поднять голов от сильного огня. У большинства в руках была винтовка и по 10 патронов. Товарищи забеспокоились, что нас могут приколотить в траншеях. Все стали по цепочке передавать, что делать и как поступать. Кто-то вероятно младший политрук подал команду: «Отходить!». И мы, тогда перебежав через возвышенность стали отходить по направлению к нашим лошадям.

      Многих бойцов на этом перевале убило. Когда прибежали к лошадям, то 30% лошадей было выбито огнем артиллерии и самолетами врага. Мы спрашивали, где командиры, слышался ответ, что командиров вызвали на командный пункт. Так мы больше командиров не видели. Стали отступать по направлению на Барановичи, надеялись, что там нам выдадут боеприпасы, и мы пойдем в бой. При отступлении над головами постоянно летали немецкие самолеты и косили наших солдат из пулеметов. Меня тоже обстрелял мессершмидт. Я был верхом на лошади Нашатырке и немец на бреющем полете делал три захода на меня. При третьем заходе у меня мелькнула мысль, что он меня все равно расстреляет в открытом поле и нужно его обманывать. Когда самолет сделал третий заход и произвел по мне пулеметную очередь, я свалился с лошади, как сноп, и лежал неподвижно. Самолет развернулся и снова полетел на меня. Снизился проверить, жив я или нет. Убедившись, что я не подаю признаков жизни, покачал крыльями и полетел на запад. Я думаю, что он меня счел за командира, так как я был высокого роста и крупного телосложения, с хорошей посадкой и выправкой. Тем более, что по этой местности скакала огромная масса солдат. Вышли на тракт, который шел на Барановичи. Тут нам сказали, что в Барановичах мы соединимся с другой армией. Подъезжая к Барановичам, мы увидели, что город горит и узнали, что он взят немцами.

       Мы вышли на Минское шоссе, чтобы дойти до старой границы, которая была до 1940 года. Она проходила недалеко от Минска. Мы колесили много дней без пищи, без патронов, стараясь добраться до старой границы, которая, по нашему мнению, должна быть укреплена, где нас снова формируют и вооружат. При отступлении я видел повозку с полковым знаменем. Знамя было в чехле. При нем был писарь полка и еще один офицер. Увы, но это не произошло. Около города Мосты немцы высадили десант, и мы оказались в окружении. С нами отступало море солдат и офицеров. Все стремились на старую границу, но многим не пришлось дойти- были убиты. Солдаты сбивались в группы и советовались, что делать дальше. Я наткнулся на бричку со станковым пулеметом, там был небольшой запас галет. Мы решили запастись галетами и по топким местам пробираться на Минск через Панские болота. Но тут нас настигла неудача и 2 июля я с товарищами попал в плен. Мы до того доотступались, что все были измученные, голодные. Лошади вышли из строя, но мы все же стремились болотами выйти из окружения. Зашли к одному поляку в сарай. Он нас встретил вроде хорошо, напоил чаем с медом. Мы сломленные усталостью, крепко уснули. Но проснулись от крика и незнакомых команд «Лес, лес!». Тут нас и пленили. Взяли в плен 30 человек, а немцев было 50 – специальный офицерский взвод. Наш сарай был в 2 км. от шоссе, где проходили основные немецкие части. Поляк послал на тракт девочку, и она привела немцев, которые нас окружили и взяли в плен. Если бы не этот предатель поляк, мы, немного отдохнув, стали бы болотами выходить из окружения. Тут мне пришлось расстаться со своей Нашатыркой. Немцы нас погрузили в машины и привезли в Сувалки, где уже было очень много пленных. Оттуда погнали пешком в Гродно, а оттуда в 320-йполевой лагерь на строительство автострады Берлин- Варшава- Москва, затем в лагерь Кюнкен. Там мы по 10 часов работали на тяжелых земляных работах. Многих моих товарищей убили немцы, многие умерли от истощения и непосильного труда. Из Кюнкена увезли в Маадебург на заводы Крупа. Там я пробыл до конца войны. Освободили меня 14 апреля 1945 года американцы. Тяжело вспоминать, что в первые месяцы войны погибли самые отборные кадровые войска нашей советской Армии. С востока на помощь нам никто не пришел, не было оружия боеприпасов. Ещё тяжелее вспоминать плен и все испытания, которые выпали на долю военнопленных советских солдат. Вспоминается один эпизод зверской расправы с пленными по пути из Сувалок в Гродно, когда на первом привале расстреляли многих военнопленных из-за, капли воды. Я как сейчас вижу, что полячка несла два ведра воды. Ведра у нее выхватили пленные, и кто как мог, решили напиться и помочить во рту. Но тут раздались автоматные очереди конвоиров и пленные разбежались. Остались только убитые и тяжело раненые. Вот так фашисты расправлялись с тяжелоранеными. Сидит тяжелораненый в живот пленный, а немцы с тракта, как по мишени, стреляют по нему. Выстрелят в руку- он отдернет, потом в другую руку, в ногу, в другую и последнюю пулю выстрелили в лоб. Ещё мгновение он смотрел на своих палачей и упал под дикий хохот фашистов. Немцы вопиюще радовались, что так метко стреляют по живым мишеням.

       Мы похоронили своих товарищей в братской могиле в 20 км. от Сувалок. Там примерно похоронено 20 человек. Легко раненых мы поставили в середину, а то бы их убили. В Сувалках нас рассортировали по званиям, по нациям: офицеров отдельно, русских то же, коммунистов и комсомольцев в плен не брали, приказ был расстреливать сразу.

       Вначале я попал в полевой лагерь №320. Я был удивлен, что немцы заранее построили по всей Польше лагеря, предвидя, что будет много пленных. Здесь я получил свой, как мы говорили, «собачий» номер- 4110. Я как и другие носил его на шее, на веревочке. Это была алюминиевая пластинка. На спине и на брюках написано «совиет юнион/Советский Союз». У других «КГ/ криггефанян»- военнопленный. Совершить побег из лагеря не было возможности, так как местное население было предано немецкой власти, нас сразу бы выдали. В 320 лагере прожил я месяц, кормили супом из брюквы с печеной картошкой. Давали 750 гр. супа из брюквы и 200 гр. хлеба на сутки. Спали военнопленные прямо в земле, в норах, так как бараков не было. Днем за колючей проволокой были люди, а на ночь все прятались под землю. Выкопаешь яму, а с боку ещё лаз. Вшивой гимнастеркой закроешь лаз и спишь в земле голый, так как заедали вши. На утро многие уже не могли вылезти из нор, так и оставались там навсегда. Из – за плохой пищи вспыхнула эпидемия дизентерии. Для туалета была выкопана глубокая яма, и положена жердочка, больные дизентерией прямо падали в эту яму с нечистотами и тонули. Я тоже болел дизентерией, но чудом остался жив. Через месяц меня перевели в лагерь Кюнкен, там я пробыл полгода. Мы сменили французов на строительстве дороги. Жили в щитковых бараках среди поля, обнесенных в 2 ряда колючей проволокой. Между рядов тоже была набросана колючая проволока. Больных дизентерией тоже выводили на работу и заставляли работать по 10 часов, но стоили в особую колонну. Иногда пленные лазили через колючую проволоку за брюквой, сначала ели её сырой, а затем стали варить. Однажды ночью настала моя очередь варить брюкву и вдруг дверь открылась и заходит здоровенный, толстый немец с винтовкой, по прозвищу «медведь». Я сидел у буржуйки и наблюдал, как варится брюква. Немец зашел в барак и подошел к моим нарам, где я спал, и там из-под соломенного мешка, заменявшего подушку, достал большую брюкву килограммов на восемь. Подошел ко мне и замахнулся, чтобы ударить, но не ударил, очевидно, побоявшись схватки со мной, и ушел, забрав с собой брюкву. На другой день обыск, но мы все попрятали, и немцы ничего не нашли. По выходным дням за нами приезжали «биуэры» копать картошку, убирать овощи с полей, молотить. Во время копки картошки нас избивали очень сильно часовые, что бы мы быстро и чисто копали. За каждую пропущенную картофелину получали 10 палок. По мне ударил немец палкой так, что она сломалась, а рука болела четыре года. Если мы копаем ровно, то солдаты нас начинают подгонять ударами палок, строй нарушается, а они хохочут. С января 1942 года по апрель 1945 года находился в плену на заводах Крупа в Магдебурге. Мы жили около завода в сарае, спали на трёхъярусных нарах, я спал на втором ярусе. В одну из ночей два пленных проникли на бурт картошки, который находился на территории лагеря между колючих проволок. Часовой при обходе их заметил и застрелил прямо на бурте. Эти двое убитых пленных в течении недели, в жару, лежали там, для устрашения.

       Я работал в цехе на ножах, ножницами рубил, делал заготовки. Здесь чуть не попал в концлагерь за саботаж в работе, но меня выручил немец, который до войны жил в России, его звали Отто Штруве. Я у него был в цеху, но он меня застал спящим на рабочем месте. Разбудив меня, он спросил по какому наряду я работаю. Я сказал, что рублю планки. Он спросил, сколько я рублю в день?

- 300 штук.

- А сколько нужно сделать по наряду?

- 3000

- В 5 часов приду, чтобы было выполнено.

- Я сколько делал, столько и буду делать: 300, а не 3000.

        Через час Шульц пришел ко мне снова с мастером, который говорил

по- русски, и они сказали, что если я буду так плохо работать, то меня отправят в концлагерь за саботаж в работе. Но я настаивал на своем. И вот в 17.00 шеф Шульц пришел для проверки, но к счастью мне дали другой, срочный заказ, и я стал его выполнять. Он подошел и спрашивает, почему не выполнил задание. Тогда я ему показал другой срочный заказ. Он почесал затылок и ушел. Я ожидал, что за мной придут и отправят в концлагерь, но все обошлось. Потом меня Штруве предупреждал, чтобы я не вступал в спор с Шульцем, а он с ним поговорит, так как они друзья.

         В это время американцы уже бомбили город. И вот однажды шеф Шульц приходит убитый горем и говорит:

- Американцы у меня разбомбили дом…

В душе я был рад этому. С тех пор его отношение ко мне изменилось, и он перестал меня преследовать, только предупредил меня не попадаться на глаза высшему начальству.

       12 апреля 1945 года мы закончили работу и хотели строиться, но прозвучала воздушная тревога. Когда американцы начали наступать, унтер-офицер не повел нас в лагерь, а отпустил. Но на соседнем заводе Букао- Вольф 310 военнопленных и просто русских 1310 человек, хотели задушить. Этот же унтер-офицер их спас. Он возглавил группу немецких солдат, и те вынудили своих отпустить пленных. Всю ночь немцы отступали, а мы с другом Лёшкой в 20-ти метрах от дороги, на кладбище между могил спасались от отступавших немцев. Когда я спасался в Магдебурге от бомбежки, то полез в канализацию. Метров 100 пролез по этой трубе и вскоре труба оказалась так забита людьми, что все стали задыхаться. Но к счастью, наступила тишина и все стали выходить.

      Освободили нас американцы в апреле 1945 года и месяц я жил у них. Относились к нам американские солдаты очень хорошо. Одеты были в защитную форму и краги. По характеру простые, дружелюбные. Англичане гордые, не здоровались за руку с нами. После освобождения я прошел всевозможные проверки «Спец. Отдел» и ещё год служил в Германии, в Гвардейской части пятой ударной армии.

     Демобилизовался в мае 1946 года из города Висмар.

     Бельгийцам, французам жилось лучше им помогал красный крест. Я на всю жизнь запомнил бельгийца по Имени Улем Шиперс из гор. Лютене. Он все время делился со мной содержимым посылок (ему посылали из дома) т.к. видел, что я опухал с голоду. Я так же съедал за него и лагерную порцию супа из брюквы. Конечно, сейчас я бы не стал пробовать такой суп, но тогда и его не хватало. Хочется узнать, жив ли Улем Шиперс, но не знаю, как это сделать. Я думаю, что он меня то же не забыл. (записано в 2009году)

     Прошло уже 59 лет со Дня Победы. Скоро весь наш народ будет отмечать 60- летие Великой Победы. Все меньше и меньше ветеранов остается в наших рядах. Перминов Василий Ефимович, о котором шла речь, живет. Ему 86 лет. Это ещё энергичный, пожилой человек, занимается домашним хозяйством. Он в 1957 году построил дом в поселке Вахтан Шахунского района Нижегородской области. С ним живет его верная супруга Нина Ивановна. Ей 77 лет. Старики садят овощи, держат овец. Василий Ефимович выгоняет их на выпас. Сам ещё косит сено, рубит дрова, всё время что-нибудь делает по хозяйству. Вот только глаза стали видеть хуже, да сердце пошаливает. У супругов Перминовых трое детей, шесть внуков, три правнука. Ветеран войны, Перминов В.Е. интересуется политикой, смотрит новости по ТВ и военные фильмы. Он считает себя долгожителем и говорит, что жить долго ему помогает здоровый образ жизни. Он не курит, а по утрам ходит на речку и умывается речной проточной водой. Надеется, что вода улучшит его зрение.

 

Воспоминания об испытаниях, выпавших на долю советских людей, а в частности и на Перминова Василия Ефимовича- участника Великой Отечественной войны, записала его дочь- Староверова (Перминова) Эвелина Васильевна. (записано в 2009году)

 

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

 

Воспоминания Староверовой Эвелины Васильевны           о жизни отца, участника Великой Отечественной войны - Перминова Василия Ефимовича.

                                                           (записано в марте 2018 года)

Жизненный путь.

     Перминов Василий Ефимович родился 15.02.1918 года в деревне Ефремовская Шабалинского района Кировской области в семье крестьянина.

      В.Е. Перминов тянулся к знаниям с детства. Сначала он учился в начальной школе, затем в ШКМ (школа крестьянской молодежи), где он окончил семь классов. После он учился на рабфаке, а затем в 1938 году поступил в пединститут гор. Йошкар- Олы.

       В 1940 году его призвали в армию.

       В 1941 году началась Великая Отечественная война. 02 июля 1941 года он попал в плен и находился там до апреля 1945 года. После освобождения ещё год служил в Германии в пятой ударной армии. Демобилизовался в 1946 году из гор. Висмар.

 

 

Послевоенные годы 1946-1950 гг.

     

       Василий Ефимович вернулся на родину в деревню Ефремовская Шабалинского района Кировской области и с 15 августа 1946 года начал работать учителем в Высоко- Раменской семилетней школе, преподавал географию, историю и немецкий язык. Работа в школе ему очень нравилась, он продолжил учебу (заочно) в педагогическом институте гор. Йошкар-Олы.

       В 1950 году Василия Ефимовича сняли с работы за то, что он был в плену. Такой был принят закон. К тому же его исключили из института, с 5-го курса. Василий Ефимович оказался в трудной жизненной ситуации, он оказался практически без средств к существованию, а у него была семья: жена и двое детей. Было принято решение уехать в пос. Вахтан в поисках работы.

 

                             Жизнь на Вахтане 1950-1957гг.

     

        Приехав на Вахтан, Перминов В.Е. устроился на работу в лес, вскоре его направили учиться в город Ветлугу на электромеханика. Он проучился шесть месяцев и на «отлично» сдал все экзамены. Получив удостоверение, начал работать электромехаником на Журавлевском лесоучастке и перевез из деревни семью.

        Сначала жили на квартире, затем в бараке. В 1955 году решили строить свой дом на улице Фрунзе. Все делали своими руками и в 1956 году переехали в свой дом- родители и нас трое детей. Были очень рады.

         К тому времени Перминов В.Е. освоил новую для того времени профессию – крановщик козлового крана. Он работал в три смены, грузил вагоны на Нижнем складе (1957-1978 гг.).

        Василий Ефимович трудился очень хорошо, его уважали на работе, он не злоупотреблял алкоголем, не курил, но начальство смотрело на него косо из-за его пребывания в плену. Некоторые из соседей «чуждались» его, называли предателем Родины. Он очень сильно переживал, но испытав все ужасы плена, его не могли сломить и эти трудности.

         Он продолжал жить и работать, заниматься подсобным хозяйством. Летом мы всей семьей работали на сенокосе. Приходилось ходить на сенокос пешком (14 км. в одну сторону) пока не купили мотоцикл «Иж-Юпитер-3».

         Отец был физически очень сильным, выносливым, работал не покладая рук. Благодаря этому ему удалось воспитать троих детей, дать им образование: дочери стали учителями, а сын пошел по стопам отца, стал электриком, а потом крановщиком.

                        

                                    Жизнь на пенсии, 1978- 2013 гг. 

 

Выйдя на пенсию, В.Е. Перминов еще четыре года работал на четвертой проходной сторожем, продолжал разводить скот: коров, телят, овец, поросят и т.д., занимался разведением пчел, трудился на огороде. Когда старая баня обветшала совсем, сам построил баню, срубил новый хлев, отремонтировал фундамент дома. Его жизнь была наполнена трудом, он был смекалистым и очень сообразительным. Никогда не нанимал работников, сам все делал: косил траву летом, колол дрова, носил воду из колодца, ухаживал за скотиной. И дома отец был хозяином, которого все слушались и уважали. До преклонных лет у него было хорошее здоровье, благодаря которому он дожил до глубокой старости. Во всем его поддерживала его жена Нина Ивановна, с которой он прожил 65- лет.

   Но его нелегкая жизнь была омрачена пребыванием в плену. С большим волнением он вспоминал эти тяжелые годы неволи и всегда говорил, что, если бы не война, его жизнь сложилась бы по- другому. Долгие годы он подвергался репрессиям и унижениям со стороны властей, пока полностью был реабилитирован. Ему присвоили статус участника Великой Отечественной войны. Каждый год, к Дню Победы, награждали юбилейными медалями, присылали поздравления и небольшие подарки.

    Спустя 65 лет после войны, Василий Ефимович получил из Берлина письмо и перевод на 300 евро от немецкого общества «Контакты».

     Впервые немецкий народ извинился перед Василием Ефимовичем за все страдания, пережитые в немецком плену. Это было в 2006 году.

       В 2008 году Перминов В.Е. отметил свое 90-летие, на котором присутствовали его семья и почетные гости: Посаженников Б.А. и Червякова З.С.

        Последние 5 лет жизни Василий Ефимович болел.

       Он очень любил своих родных и близких, любил животных, кошек, собак. И для своей правнучки играл на любимой гармошке «Тальянке».

        Василий Ефимович на перекор судьбе выжил в плену, вернулся на Родину, построил дом и вырастил детей, вытерпел все незаслуженные и жестокие оскорбления от своих, но никогда не жаловался.

         Умер Перминов В.Е. 4 февраля 2013 года в возрасте 95 лет на руках у своих дочерей. 

     
                                                                       

 

Коль обо мне тебе весть принесут,

Скажут: «Изменник он! Родину предал», -

Не верь, дорогая! Слово такое…

Не скажут друзья, если любят

                                                  меня.

Я взял автомат и пошел

                                                  воевать,

В бой за тебя и за Родину-мать.

Тебе изменить? И отчизне

                                                  своей?

Да что же останется в жизни

                                             моей?

                                      

                                            Муса Джалиль

Раздел новостей